Briz SPb

Военно-морские силы России и СССР Справочные сведения и статьи о флоте
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ   СЕКЦИЯ   ЛЮБИТЕЛЕЙ   ИСТОРИИ   ФЛОТА
"БРИЗ - СПб"



Из дневника капитана-лейтенанта Ауста


Первоначально статья была напечатана в "Морском сборнике" (1916).
В сборниках "Бриз" cтатья была опубликована в # 15, 16 и 18 в апреле - декабре 1997 года



ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ"


Печатаемый дневник о плавании крейсера "Карлсруэ" представляет интересный документ из истории морской войны, но помещая его редакция считает необходимым указать, что высказанные автором неверные суждения остаются на его совести.
(от редакции Морского Министерства)



Первая часть
ПОСЛЕДНИЕ МИРНЫЕ ДНИ.     ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ
13 июля -- 8 августа


Вернуться на страницу: ГЛАВНАЯ
Перейти на страницу: ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ".     Часть 2. Боевые действия. На юг
Перейти на страницу: ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ".     Часть 3. Полные руки работы
Перейти на страницу: ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ".     Часть 4. Прощание. Конец


ПОСЛЕДНИЕ МИРНЫЕ ДНИ КРЕЙСЕРСКОЙ СТОЯНКИ
У ВОСТОЧНЫХ БЕРЕГОВ АМЕРИКИ

13 июля. Сегодня германский посол в Мексике, отставной контр-адмирал фон Гинце потребовал от крейсера "Дрезден", стоявшего в это время в Вера-Круц, чтобы он с 15 июля ожидал в Пуэрто-Мексико прибытия президента Мексиканской республики, Хуерта, и его военного министра Бланкета вместе с их семействами. Все они должны были отправиться пассажирами на "Дрездене" и английском крейсере "Бристоль", идущем совместно с ним в Кингстон на Ямайке. Перед своим отъездом Хуерта должен был отказаться от своего поста президента.

15 июля. После совещания командиров "Бристоль" ушел в 6 часов вечера в море для следования в Пуэрто-Мексико. Капитан 2-го ранга Келер, командир "Дрездена", подождал его ухода и вскоре тоже ушел на "Дрездене" из гавани.

Спуск на воду крейсера "Karlsruhe"
11 ноября 1912 года в Киле
Так как посол придавал большое значение сохранению в тайне предприятия, то для замаскирования правили сначала курсом Ost и, при переходе флагманского американского корабля, на котором находился адмирал Бадгер, бывший старшим на рейде Вера-Круц, была сделана с "Бристоля" следующая радио: "Надеюсь быть через две недели обратно вместе с ""Карлсруэ"", после чего "Бристоль" лег на курс на Пуэрто-Мексико. Несмотря на строгую тайну на "Дрездене", где, кроме командира, знали о цели прихода похода только старший офицер и ревизор, в день ухода крейсеров из Вера-Круц о ней говорил уже весь городе.

16 июля. Утром оба крейсера встретились у устья Тоатцакоалькоса и вскоре пришли на якорное место рейда Пуэрто-Мексико.
Хуерта высказал непременное желание, чтобы на "Дрездене" были посажены только он, военной министр и один лакей, семьи же и свита должны были идти на "Бристоль". Об этом разделении говорилось на совещании перед выходом из Вера- Круц, и англичане не сделали никаких возражений.
Семейства уже приехали в сопровождении сильной военной охраны; прибытия Хуерты и Бланкета ожидали. Еще в тот же день после полудня на "Бристоль" были посажены приближенные президента, но на следующий день все они были, к нашему удивлению, высажены обратно.
17 июля. Английский крейсер уверял, что он еще не получал приказания об уходе. Это приказание не пришло ни 18-го, ни 19-го июля. Наконец он начал утверждать, что "Бристоль" получил инструкции лишь охранять семейства в Пуерто-Мексико, но отнюдь не перевозить их в Кингстон. Вечером в этот день прибыл Хуерта. Он не хотел уезжать, пока "Бристоль" не возьмет семейства. Таким образом из-за странного поведения англичан приходилось откладывать уход "Дрездена", а вследствие этого и смену его крейсером ""Карлсруэ"", после чего "Дрезден" должен был возвращаться в Германию, что по настоятельному требованию адмиралтейства должно было быть возможно ускорено.
18 июля. После полудня президент и военный министр сделали визит нашему командиру. Одновременно с этим их жены и дочери и некоторое число мексиканских офицеров были приглашены на чай на крейсер. Играл судовой оркестр и были танцы. Дочери Хуерты вели себя так странно, что явилось подозрение, что они были навеселе.
20 июля. Между тем Хуерта заказал для своих приближенных пароход, который уже пришел из Вера-Круц. Но он все-таки просил, чтобы его жену, четырех дочерей, одного лакея и жену с дочерью военного министра взяли бы на "Дрезден". Командир согласился, и 20-го июля они все были посажены.
В 6 часов вечера "Дрезден" ушел со своими пассажирами, сделав это на три дня позже, чем предполагалось.
21/23 июля. Переход не сопровождался ничем особенным. Из внимания к пассажирам, которые все страдали морской болезнью, правили в видимости берегов Юкатана. Хуерта был страшно доволен тем, что он так долго может не терять из глаз родного края. Он думал, что командир выбрал этот курс из любезности к его особе.
Командир уступил свою каюту жене Хуерты и ее дочерям подросткам. Сам Хуерта помещался в каюте старшего офицера, а Бланкет и остальные дамы в каютах офицеров. Рубка на палубе представлена была также в их распоряжение, и днем для их развлечения играла музыка, если только морская болезнь не держала их в каютах. Как впоследствии выяснилось, госпожа Хуерта была принята на английском крейсере совершенно неподобающим образом. Во всяком случае ей у англичан очень не понравилось, и она была высажена от них на берег по ее собственному желанию, ибо она предпочитала лучше жить в узком и душном спальном вагоне, чем на "Бристоле".
24 июля. В виду острова Ямайка мы получили радио о натянутых отношениях между Сербией и Австро-Венгрией, которая на кануне поставила первый ультиматум.
В 1 час пополудни "Дрезден" вошел в Кингстон и ошвартовался у угольной пристани общества Гамбург-Американской линии.
Хуерта и его свита были высажены. Президент горячо благодарил командира за гостеприимство. Оставляя судно, он подарил командиру на память свой золотой карандаш, которым во время своего президентства подписывал все повеления, старшему офицеру - старую испанскую золотую монету, полученную им в подарок от одной старой гадалки, и которую он после того носил, как талисман, ревизору свой револьвер; а всем офицерам и матросам, которые его встречали, - по золотой монете на память.
Крейсер «Карлсруэ» уже ушел в Порт-о-Принц, где его присутствие было необходимо вследствие вспыхнувших там беспорядков. Командир и свободные от службы офицеры воспользовались кратковременной стоянкой, чтобы осмотреть английский город Кингстон и его окрестности.
После окончания угольной погрузки в 6 часов вечера "Дрезден" вышел в море.
25 июля. В море из Кингстона в Порт-о-Принц. По дороге было получено радио от командира английского крейсера "Бервик", в которой он желал счастья нашему командиру на его новом хорошеньком корабле "Карлсруэ", который он видел в Порт-о-Принце. "Бервик" шел в Гавану и надеялся скоро встретиться там или в Мексике.
"Дрезден" во время своей первой стоянки в Пуэрто-Мексико был там одновременно с "Бервиком", и английский командир произвел симпатичное впечатление на капитана 2-го ранга Келера. Пожелание, таким образом, скорейшего свидания было в тот момент с обеих сторон совершенно непритворным.
В 5 часов вечера "Дрезден" стал на якорь вблизи "Карлсруэ" в Порт-о-Принц. Все было уже приготовлено для смены командиров. Капитан 2-го ранга Людеке и еще один офицер должны были перейти на "Дрезден", мой командир и я на «Карлсруэ».
О волнении в республике негров можно было заключить лишь вследствие присутствия на рейде американского линейного корабля.
26 июля. Утром произошла смена командиров. Новый командир сказал команде на «Карлсруэ» короткую речь, законченную одним "ура" в честь Императора. "Дрезден" первоначально должен был оставаться в Мексике лишь короткое время, только до встречи с "Карлсруэ", и экипаж его рассчитывал на скорое возвращение на родину. Большая часть офицеров и унтер-офицеров были женаты, поэтому мысль о родине читалась на лице у каждого, и теперь радость перед предстоящим походом в Германию была велика, в особенности после того, как этот поход несколько раз откладывался. Когда я являлся старшему офицеру по случаю перехода "Карлсруэ" и желал ему скорого и радостного свидания с семьей на родине, он сказал пророчески: "Кто знает? Может быть Вы будете дома раньше меня".
Первое впечатление, произведенное на нас нашим новым кораблем, было не очень хорошее. В отношении жизненных удобств мы были избалованы "Дрезденом". Каюты, кают-компании и помещения были там сравнительно прохладные, и в них было много воздуха. На "Карлсруэ" в каюте командира была такая невыносимая жара, что он сразу устроился в своей походной рубке на мостике, а своим помещением пользовался лишь для приемов. В море было немного лучше, так как получался приток воздуха из иллюминаторов. В помещении штурманского офицера, ревизора и канцелярии было тоже душно; в офицерских каютах находившихся в жилой палубе в кормовой части, было не лучше.

Командир крейсера Эрих Келлер
Первое впечатление, произведенное на нас нашим новым кораблем, было не очень хорошее. В отношении жизненных удобств мы были избалованы "Дрезденом". Каюты, кают-компании и помещения были там сравнительно прохладные, и в них было много воздуха. На "Карлсруэ" в каюте командира была такая невыносимая жара, что он сразу устроился в своей походной рубке на мостике, а своим помещением пользовался лишь для приемов. В море было немного лучше, так как получался приток воздуха из иллюминаторов. В помещении штурманского офицера, ревизора и канцелярии было тоже душно; в офицерских каютах находившихся в жилой палубе в кормовой части, было не лучше.
В 4 часа по полудни "Карлсруэ" вышел в море на Гавану.
27 июля. Никаких особенных событий.
28 июля. Около полудня, одновременно с небольшим итальянским крейсером, "Карлсруэ" вошел в Гавану. Сейчас же приступил к погрузке угля. Командир сделал визиты представителю американского правительства и нашему посланнику.
В городе было уже получено известие о начале войны между Австро-Венгрией и Сербией. Вечером командир и некоторые офицеры были на ужине в нашем посольстве. Разговор главным образом, шел о политическом положении.
29 июля. Так как можно было ожидать известий об обострении отношений в Европе, то командир отложил прежде всего наш уход на один день: стоя в Гаване, мы были в непосредственной связи с Отечеством. Кроме того нам было известно, что в Вера-Круц, цели нашего похода, были собраны все английские и французские боевые силы со станции Восточной Америки, в то же время положение дел в Мексике не давало повода к беспокойству.
После полудня был устроен прием немецкому "Flottenverein" (общенациональная немецкая организация "Морская Лига" - от ред.) на "Карлсруэ". Всякая официальность была забыта. В то время, когда на шканцах танцевали и смеялись, вдоль передней части корабля стояли угольные баржи, и к звукам музыки примешивался грохот угольных лебедок и кранов на шкафуте. Развлечение и работа были отделены друг от друга лишь парусиновым обвесом.
Большая часть гостей, а именно молодые дамы были американки или испанки. Политика была главной темой разговоров в этот день на "Карлсруэ", что не часто случается на балах. Положение дел всеми признавалось очень серьезным. Все были убеждены, что "Карлсруэ" из Гаваны попадет сразу в бой. Поэтому дамы записывали на карточках и веерах наши фамилии, чтобы потом нас вспоминать. Командир итальянского крейсера считал своим долгом, после посылки для поздравления с приходом и личного визита, прислать к нам офицера подтвердить, что если он в чем-либо может быть полезен, то он к нашим услугам.
30 июля. Около 10 часов утра "Карлсруэ" вышел из Гаваны. Командир получил уведомление об обострении отношений между тройственным согласием и центральными державами, как следствия войны, объявленой Австро-Венгрией Сербии; поэтому он решил не идти пока в Вера-Круц, но держаться в море вблизи Гаваны, ожидая дальнейшего развития событий. Крейсер находился в тесной связи с радиостанцией Гаваны.
31 июля. В течение этого дня, полного ожиданий, производили всесторонние боевые учения на крейсере до обеда, а после обеда производили тревоги и учебные стрельбы. Во время обеда телеграмма сообщила, что грозит вспыхнуть война. О наших предполагаемых врагах нам было известно следующее:
1) Флагманский корабль английского адмирала и начальника 4-ой английской эскадры крейсеров, сэра Христофа Крадока, броненосный крейсер "Саффольк" стоял в Вера-Круц. Маленький крейсер "Бристоль", близкий по величине к "Карлсруэ", вышел из Пуэрто-Мексико. Броненосный крейсер "Эссекс" был в Канаде, "Ланкастер" - в Бермуде. Оба крейсера были того же типа, что и "Саффолк". Маленький крейсер "Глазго" (типа "Бристоль") был в Рио-де-Жанейро.
2) Французский броненосный крейсер "Конде" был в Вера-Круц, а "Декарт" в Тампико.
3) Наш приятель "Бервик" типа "Саффолк" ушел из Гаваны несколько дней тому назад. Командир наш не верил англичанам и высказывал предположение, что "Бервик", конечно, срочно вернется в Гавану. Сегодня же было точно известно, что этот крейсер, действительно, повернул и опять пошел в Гавану. Было очевидно, что англичанин повернул нарочно, чтобы находиться к нам поближе. Этот факт грозил нам непосредственно и ясно доказал нашему командиру, что нельзя сомневаться в образе действий Англии в случае войны между нами и Россией или Францией. Было несомненно, что при объявлении войны России произойдет война и с Англией.


ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ

1 августа. После полудня пришел приказ о мобилизации. Почти одновременно мы узнали, что "Бервик" вернулся обратно в Гавану.

Командир после ужина объявил на баке команде приказ о мобилизации и в коротких словах рассказал о политическом положении. В заключение он провозгласил "ура" за Верховного вождя. Команда молча разошлась, но вскоре послышались их возбужденные голоса, и еще поздно ночью были видны группы матросов, оживленно разговаривавших на палубе.
Весь корабль находился в напряженном состоянии. Кто бы мог хоть приблизительно сказать, что произойдет? У многих, особенно младших, взяло верх чувство жажды приключений, уверенности, что нам предстоит что-то новое, великое. В носовом помещении раздалось "Die Wacht am Rhein" и "Deutschland, Deutschland uber alles" и повторилось на всем крейсере.
Для более же рассудительных представление о неминуемой войне, которая должна была всю Европу, весь свет, залить огнем, было столь чудовищным, что они только постепенно начали понимать значение слов командира. И не один из них задумался о том, что он оставил на родине.
2 августа. Объявление войны России застало нас на памятном для немцев месте: здесь в 1870 году немецкий "Метеор" и французский "Буве" имели бой, который окончился плачевным бегством сильнейшего француза в Гавану. Это воспоминание было для нас добрым предзнаменованием. По окончании краткого богослужения, поздно вечером, командир сообщил команде об объявлении войны России и о вступлении в силу законов военного времени.
В эту ночь команда оставалась также очень долго на палубе и обсуждала громче или тише, судя по темпераменту, происшедшие события. Конечно, война с Россией пока не влекла никаких изменений в нашем положении: что мы могли предпринять против России здесь, где не было ни одного русского корабля. Но все были уверены, что теперь скоро должен произойти разрыв и с Францией, а прежде всего с Англией. Франция ни за что не пропустит случая вместе с ее богатырским другом, Россией, напасть и, наконец, утолить жажду реванша.
Но что предпримет Англия? Это было для нас существенным вопросом. Следовало ожидать и надеяться, что разрешение его наступит возможно скоро.
3 августа. Разрыв с Францией, который сделался нам известным сегодня, не вызвал особенного возбуждения команды. Все ожидали этого. В нашем положении это не производило никакого изменения. Конечно, враг был теперь в непосредственной близости, и мы имели вполне определенные задачи в отношении его судов и их опорных пунктов, но все-таки вопрос относительно намерений Англии оставался открытым. Если она останется с нами в мире, то это будет для нас очень стеснительно в наших предприятиях против французов и вообще будет мешать нашим действиям. Командир был уверен, что объявление войны Англией - это вопрос нескольких часов. Так как он вынужден был находиться в ожидании, то он хотел использовать это время для приближения к английским торговым путям, чтобы быть в готовности, по объявлении войны Англией, исполнять свою задачу - вредить неприятельской торговле. Поэтому он пошел на север к Флоридскому проливу.
Броненосный крейсер "Бервик" снова вышел из Гаваны с уменьшенным числом огней на палубе. Известие это, конечно, не уменьшило нашего недоверия к англичанам.
4 августа. После полудня пришло, наконец, разрешение вопроса: Англия объявила войну Германии.
Это известие произвело значительное облегчение. Теперь мы знали, что нам следует делать. Ожидание, которое становилось с каждым часом более тягостным, окончилось. Мы имели теперь руки развязанными; все возлагали большие надежды на ближайшие дни.
Нелегко передать господствовавшее настроение. Мечты о приключениях, любопытство о том, что с нами случится, нетерпение начать действия, - все это переплеталось с мыслью о наших близких. Число врагов нашего Отечества было достаточно велико, и естественно, что не один думал с тоской о семье, оставленной дома. Но эти мысли не выражались громко, и только серьезные задумчивые лица являлись их показателями.
Я легко могу представить настроение, с которым наши войска перешли вражеские границы, и взрыв одушевления среди оставшихся после известия о первой победе. Все мы, лишенные возможности быть в это время на родине, были этим крайне огорчены. Неудивительно, что на нашем крейсере, находящемся вдали от Отечества в отдельном плавании, не было такого подъема духа. За свое судно мы были спокойны. Мы чувствовали безусловное доверие к нашему молодому, полному огня и сил командиру, и были уверены, что каков бы ни был конец нашего плавания, все-таки он не будет постыдным. Но волей-неволей думы наши были заняты судьбой родины. Что там могло произойти? Был ли действительно настолько могуч наш народ, чтобы с честью выдержать такое чудовищное нападение со всех сторон? Мы к сожалению знали, что не так скоро получим ответ на эти вопросы, и это ожидание, в связи с нашим изолированным положением, не могло вызвать у нас радостного настроения. В это время никто их нас еще не предполагал, что даже удовольствие получения тех немногих известий, которые мы перехватим, будет отравлено тем баснословным количеством лжи и выдумок, какие будут рассказываться нашими врагами.


БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ

5 августа. Около 7 часов утра мы задержали итальянский пароход "Мондибелло" из Мессины и послали туда призовую команду. После того как призовой офицер, старший лейтенант Вильгельм Шредер, убедился, что пароход, действительно, итальянский, и все его бумаги в порядке, он был отпущен. Он шел с балластом в Гальвестон, и, так как на нем не было радиотелеграфа, то его капитан не знал никаких новостей за последние 14 дней и был немало удивлен, когда призовой офицер рассказал о последних событиях; после того как ему было сказано, что Италия держит нейтралитет, он с чисто итальянским одушевлением, начал уверять, что подобное поведение ему совершенно непонятно, и он горячо надеется, что Италия все-таки примет нашу сторону. Вероятно, он только тогда почувствовал у себя легко на душе, когда пришло позволение следовать дальше. Это было наше первое боевое действие. Сегодня мы вошли в телеграфную связь с быстроходным пароходом Северо-Германского Ллойда "Кронпринц Вильгельм", шедшим из Нью-Йорка. Командир хотел его вооружить, как вспомогательный крейсер, и условился относительно места встречи.
На крейсере начались сейчас же приготовления к вооружению парохода. Была подготовлена передача двух 8,8-сантиметровых орудий, ружей и патронов, а также вещей переводимой к орудиям прислуги.
Встреча с "Кронпринцем Вильгельмом", предположенная на следующий день, сделалась теперь главной задачей, так как мы хотели вооружением этого парохода удвоить наши силы для ведения крейсерской войны. Чтобы команда оценила важность этой задачи, командир сказал ей маленькую речь. Следующий день показал, что команда его поняла. Если бы каждый отдельный человек не вложил всю душу в эту работу по вооружению, то, возможно, что неприятельский крейсер успел бы подойти своевременно и помешать этому увеличению наших сил.
Как правилен был расчет командира, показало будущее: "Кронпринц Вильгельм" принес англичанам столько же вреда, что и "Карлсруэ": он потопил тринадцать больших пароходов и долгое время заставил неприятельские боевые силы гоняться за собою по Атлантическому океану.
6 августа. На рассвете, около 7 часов, появился прямо по носу встречным курсом какой-то пароход. Так как он не поднимал позывных, а радиостанция крейсера принимала очень сильные волны какого-то английского крейсера, который, вероятно, находился где-то поблизости, то была пробита боевая тревога.
Вскоре пароход повернул право на борт и, когда стал к нам лагом, то мы сейчас же узнали в нем быстроходный пароход "Кронпринц Вильгельм". "Карлсруэ" подошел к нему и остановился у правого борта. Командир съехал на катере, чтобы переговорить обо всем необходимом с капитаном. Минут через 15 он вернулся и подошел на крейсере к левому борту парохода, курсом на SSO. Таким образом, крейсер был заслонен высоким и глубоко сидящим пароходом достаточно хорошо от ветра и зыби. Но все-таки оба судна так поднимало и опускало зыбью, что, если бы не было специально для этой цели заранее приготовленных деревянных и тросовых кранцев, продолжительная стоянка в таком положении борт-о-борт была бы невозможной. Как только суда ошвартовались, сейчас же началась передача пушек и боевых запасов, а также излишних шлюпок, моторного катера и гички на "Кронцпринц Вильгельм". Работу старались всячески ускорить. На обоих судах играли судовые музыканты, и настроение команд было веселое. Наблюдение за горизонтом было, конечно, на каждом судне удвоено. Вдруг во время работы докладывают с фор-салинга, что на StW виден столб дыма. Было 10 часов 15 минут утра. Вскоре появились две мачты, потом три трубы и, наконец, на ясном небе обрисовался высокий мостик корабля. Для всех нас это были знакомые очертания крейсера типа "Саффолк", но мы офицеры все считали, что это "Бервик", - ибо появление этого крейсера было наиболее вероятным; команда же - потому, что она из этого типа чаще всего встречала "Бервик". Впоследствии из английских газет мы узнали, что это был "Саффолк", а флаг, который, по нашему предположению, он поднял, идя в бой, был адмиральский.
Неприятельский крейсер правил сначала почти на NO. Казалось, что он нас заметил, когда его мостик был весь над горизонтом. Тогда только он повернул на нас.
Как только в идущем судне был опознан неприятель, работы на обоих судах были, по приказанию командира, прекращены. Офицеры и команда, которыми должны были обменяться суда, отправлены на новые места службы. Швартовы были отданы, "Карлсруэ" дал "полный назад", "Кронцпринц Вильгельм" - "вперед", и корабли отдалились друг от друга при криках "ура" и звуках музыки. Сзади "Кронцпринца Вильгельма" прыгали по волне на длинном буксире наш моторный катер и командирская гичка. Тогда на "Карлсруэ" пробили, второй раз в этот день, боевую тревогу. "Кронцпринц Вильгельм" взял курс на NNO, "Карлсруэ" - на NtW, и вскоре мы потеряли друг друга из виду. Преобразование "Кронцпринца Вильгельма" в вспомогательный крейсер все-таки было вполне закончено.
Наш штурманский офицер, капитан-лейтенант Тирфельдер, был назначен командиром нового корабля.
"Карлсруэ" получил с "Кронпринца Вильгельма" трех офицеров запаса флота. Кроме того, мы получили кое-какую провизию.
Англичанин решил преследовать "Карлсруэ", что было чрезвычайно кстати для "Кронпринца Вильгельма", который мог спокойно произвести окончательное свое вооружение, установку пушек и т.д.
По газетам мы узнали, что английский адмирал полагал, что мы назначили пароходу рандеву для приема с него угля, и, думая, что помешали этой погрузке, решил, что мы далеко не уйдем. При этом преследовании, считая, что противник идет не более 19 узлов, "Карлсруэ" шел около 21 узла и довольно скоро ушел от погони. Но воздух был настолько чист, что до 4 часов пополудни мы видели вертикальный столб дыма неприятельского крейсера.
На "Карлсруэ" настроение было приподнятое. Все радовались, что вооружение нового крейсера увенчалось успехом. Конечно то, что мы должны были бежать от врага, было не особенно приятно, но каждый сознавал, что было бы совершенно бессмысленным, вступить в бой с кораблем, превосходившим нас во всем, исключая скорости. Все мы знали, что нашей задачей является вред неприятельской торговле, и к выполнению ее то мы и могли теперь приступить. Сознание этого заставило нас испытывать злобную радость по отношению к нашему преследователю, который наверное злился еще больше нас. Все офицеры, за исключением занятых службой в другом месте, собрались на мостике. "Карлсруэ" уменьшенным ходом на север.
В 7 ч. 40 м. вечера пробили, третий раз в этот день, боевую тревогу, и все разошлись на места по расписанию. На левом траверзе появился корабль, идущий на пересечку с затемненными огнями. Расстояние было около 6000 метров. При лунном свете можно было достаточно хорошо рассмотреть очертания длинного низкого судна, не менее чем с тремя трубами. Мы сейчас же вспомнили о нашем приятеле из Пуэрто-Мексико, маленьком английском крейсере "Бристоль".
Неприятель почти сейчас же открыл огонь, на который мы немедленно отвечали. Около часа оба судна ходили параллельными курсами, постепенно прибавляя ходу, чтобы выиграть лучшее положение, и довели скорость до 25 узлов.
После 8 часов противник, державшийся первоначально на нашем траверзе, вдруг резко стал отставать. Его огонь постепенно стал ослабевать и, наконец, прекратился. Так как "Бристоль" закрыло густым облаком нашего дыма, то и мы прекратили огонь. Условия, при которых мы могли бы продолжать этот бой, были таковы, что командир не мог на них решиться со спокойной совестью. Ночной бой, даже при такой спокойной и светлой погоде, как была сегодня, всегда рискован, так как его исход зависит от многих случайностей, которых нельзя предвидеть. Кроме того, нам было известно, что севернее нас находились броненосные крейсера "Ланкастер" и "Эссекс", а к югу - преследовавший нас "Саффолк" и "Бервик". Само собой разумеется, что еще утром "Саффолк" всеми мерами пытался направить нам на пересечку остальные крейсера, хотя мы и старались, работая полной мощностью нашего телеграфа, препятствовать его телеграфированию. Но наше положение относительно неприятельских кораблей было очень неблагоприятным, и мы не могли с уверенностью сказать, что наши старания мешать "Саффолку" увенчались успехом. Поэтому мы должны были считаться с тем, что в непродолжительном времени к месту боя подойдет один или даже несколько броненосных крейсеров. Тогда после двух дней военных операций наша деятельность была бы закончена, хотя мы даже еще и не приступали к выполнению возложенной на нас задачи. Командир решил поэтому прекратить бой, чтобы сохранить крейсер для ведения торговой войны.
"Карлсруэ" во время этого непродолжительного боя не получил никаких повреждений, хотя неприятельские залпы ложились очень близко. Попадания в противника тоже как будто не было.
Вследствие большого хода, во время этой схватки наш запас угля так уменьшился, что командир решил идти в какой-либо нейтральный порт, чтобы принять уголь. Идти в одну из североамериканских гаваней было неблагоразумно, так как мы могли снова подвергнуться преследованию одного из находившихся на севере броненосных крейсеров, и это могло быть для нас гибельным, в особенности, если бы ему удалось отрезать нас от берега. Во время схватки правили нордовыми курсами; около 10 часов вечера командир приказал повернуть и проложить курс на Порто-Рико. Мы не могли надеяться, что изменение нами курса, вследствие оставшегося после нас облака дыма и плававшего остатка нашего угольного мусора, не будет замечено неприятелем. Мы не знали, следует ли он за нами, и больше его в эту ночь не видели. Постепенно ход был уменьшен до 16 узлов.
Командир и большая часть офицеров оставались на мостике. Команда спала на своих местах по боевой тревоге.
7 августа. Утром вероятность нового боя возросла, и уже на рассвете прежде чем командир приказал "приготовить корабль к бою", в ожидании столкновения, все офицеры собрались на мостике. Наблюдение за горизонтом было усилено. Все мы с напряжением ожидали, в какой части горизонта появится столб дыма. Становилось все светлее и напряжение возрастало. Наконец, вполне рассвело, и взошло солнце; все продолжали искать по горизонту. Никто не хотел верить глазам: неприятеля не было видно. Должно быть, несмотря на лунную ночь, наше изменение курса не было замечено.
Было скомандовано "от орудия отойти", ход уменьшен до 12 узлов. Если мы желали дойти до Порто-Рико, то следовало экономить уголь; 12 же узлов - это наш экономический ход.
В этот день нам пришлось пережить еще несколько томительных мгновений. Наш радиотелеграфный офицер доложил командиру, что разговор английского корабля становится все слышнее и слышнее. Около 7 часов утра было очевидно из работы телеграфа, что его следует считать очень близко и на сходящемся с нашим курсе. Следующие моменты были для "Карлсруэ" чрезвычайно критическими. Взять в сторону в виду таявшего у нас угольного запаса было невозможно; по этой же причине мы не могли увеличить скорости, так как возрастал и расход угля. Мы предполагали в невидимом неприятеле броненосный крейсер типа "Саффолк". Это не мог быть "Бристоль"; все же остальные английские суда, плававшие кроме него в этих водах, были броненосные крейсера. Английские газеты подтвердили впоследствии наше предположение, что это был "Бервик", возвращавшийся после неудачной погони за "Кронпринцем Вильгельмом".
Если бы этот крейсер нас открыл, и мы пытались бы прибавить ходу, спастись от него бегством, то рисковали быть вынужденными сжечь в открытом море наш последний уголь. Если же мы приняли бы неравный бой, то его исход был очевиден. Оба случая означали конец нашей деятельности, прежде чем она фактически начата. Но во всяком случае принятие боя давало возможность лучших результатов, так как мы все-таки надеялись нанести при этом неприятелю возможно больше повреждений.
Около 10 часов было слышно сильнее, чем раньше, телеграфирование нашего невидимого врага, потом постепенно оно стало тише. Видимо, он пересек наш курс за горизонтом.
Мы облегченно вздохнули. Ожидание конца, без возможности обороняться и без утешения, что и мы не даром существовали, не могло вызвать хорошего настроения. Но, конечно, всякий хранил свои мысли в тайне. Командир наружно был так спокоен, что в его близости каждый чувствовал себя бодрее; но, само собою разумеется, этот день был для него самым тяжелым из всего времени наших военных операций. С момента схватки августа он не сходил с мостика, и мы еле могли его уговорить подремать несколько часов в плетеном кресле, которое принесли на мостик. Кроме того, ранее ему пришлось пережить несколько дней физического и духовного напряжения; тем не менее бодрость его и энергия не оставляли желать ничего лучшего.
8 августа. Команда в эти тяжелые и напряженные дни работала чрезвычайно усилено. Под наблюдением офицеров она была разбита на два отделения и перегружала в угольных ямах уголь поближе к котлам. Жара была такая ужасная, что работали совершенно голые и отдыхали в таком виде, черные, как негры, на баке, где для предохранения от солнечных лучей пришлось поставить тент.
Единственным нашим оружием во время этого перехода была бдительность впередсмотрящих.


Вернуться на страницу: ГЛАВНАЯ
Перейти на страницу: ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ".     Часть 2. Боевые действия. На юг
Перейти на страницу: ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ".     Часть 3. Полные руки работы
Перейти на страницу: ПЛАВАНИЕ КРЕЙСЕРА "КАРЛСРУЭ".     Часть 4. Прощание. Конец


  • Страница создана Николаем Печуконис в мае 2008 года.
    Hosted by uCoz